— Это отец, это отец вернулся!
Едва оправившись после болезни, он собрал вещи и исчез.
Лет через десять Орельен Шакуан, который ездил к двоюродному брату в Вунсокет, штат Массачусетс, привез из Америки потрясающие новости. Он уверял, что буквально наскочил на Таназа Пуаре, когда тот с толпой рабочих выходил из ворот текстильной фабрики Вунсокета. Как только Таназ увидел своего соотечественника, он пустился наутек. Похудел он страшно, если верить Орельену, и в городе скрывался под именем Нэйси Пэри. Ходил он, прижимаясь к стенам и поминутно оглядываясь, точно его кто-то преследовал.
Но тот же самый Орельен утверждал, будто у его двоюродного брата Вильброда трехэтажный особняк на Мейн-стрит, да еще великолепный, ярко-красный, с бежевым капотом «кадиллак», весь в никелированных украшениях. А это ложь, самая бессовестная ложь, ведь впоследствии совершенно точно выяснилось, что Вильброд по профессии мойщик посуды и работает в каком-то подозрительном кабаке на самой окраине города. Вот и верьте россказням Орельена Шакуана! Да у него самая богатая фантазия во всей округе! Он же у нас профессиональный лгун!
Впрочем, как бы там ни было, а после истории с Атаназом Пуаре никто, даже хвастливые молодцы, которые не верят ни в бога, ни в черта, никто, повторяю я, никто ни разу, ни одного-единственного раза не осмелился подойти без спроса к Хрустальному озеру. Вот почему, дружок, у нас с тобой сегодня такой богатый улов!
Доктор Плурд зевнул, потянулся, развалил кочергой обуглившееся полено и подтолкнул поглубже в очаг красные угольки. Потом он пожелал мне спокойной ночи. И я крепко проспал до самого утра.
...На углу Церковной площади, у самого тротуара, возвышается красный кирпичный дом, весьма претенциозный и кричащий, — предмет неизменного восхищения панкрасцев. Ни единый дюйм его фасада не оставлен без отделки, росписи, каких-либо декоративных прикрас. Квадратная башенка свидетельствует о попытках придать ему сходство с замком, а два каменных лежащих льва, приобретенных с большими расходами для города, величественно охраняют вход. Это дом Тайфера-богача. Прозвище это как бы отличало владельца дома от его менее удачливых однофамильцев, которыми округа так и кишит. Все они — от первого до последнего — столь бедны, что заставили бы покраснеть Иова с его лохмотьями. Тайфер-богач избежал общей участи благодаря необычайному стечению обстоятельств.
Я познакомился с ним на заседании муниципального совета, куда меня затащил доктор Плурд. Тайфер-богач, выполняя свои обязанности мэра, председательствовал. Он произвел на меня впечатление человека простого, грубоватого, несколько тупого и словно бы оторопелого.
— Вот о ком можно сказать, что богатство свалилось ему с неба, — произнес доктор Плурд, показав на него подбородком. — Впрочем, он еще и сам не опомнился. Я убежден, он до самой смерти так и не свыкнется по-настоящему со своим богатством. К тому же его тяготит праздность, и, мне кажется, порой он жалеет о добром старом времени, когда, без гроша за душой, бил в своей деревенской кузнице по наковальне. Пойдем-ка, я представлю тебя. Это доставит ему удовольствие.
Тайфер-богач протянул руку, здоровенную, грубую, волосатую. После первых приветствий он еще некоторое время говорил, засунув большие пальцы под проймы жилета.
И вот тогда я заметил на его безымянном пальце золотое кольцо, широкое, массивное, покрывавшее целую фалангу.
— Ты видел кольцо? — спросил меня доктор Плурд, когда мы отошли.
Услышав мой утвердительный ответ, он добавил:
— Ты знаешь, оно из чистого золота, без примеси. Мало того — это символ мечты всей жизни одного человека. Я сейчас расскажу тебе эту историю. Но сначала выйдем отсюда. Воздух здесь хоть ножом режь… Уф! Наконец-то есть чем дышать!
Летучая мышь зигзагом пролетела над нашими головами, скользнула к земле и косо метнулась в тяжелое небо.
— Будет дождь, — заметил доктор Плурд.
Едва мы устроились на нашем любимом месте — на веранде, за естественной ширмой плюща, — раздался стук крупных, редких капель дождя, перешедший вскоре в мягкий однообразный шум. Часто теперь, когда я слышу удары дождевых капель о крышу, мне вспоминается этот мой последний вечер в Сент-Панкрасе и я вновь вижу маленькую мирную деревушку, которая сверкает под ливнем, и кажется, еще звучит в ушах голос старого друга, рассказывающего со свойственным ему воодушевлением о золотом кольце.
— Прежде чем вернуться к этой истории с кольцом, — начал он в тот вечер, — позволь сначала сказать тебе, что на протяжении всей моей жизни в провинции мне пришлось наблюдать два стихийных бедствия, потрясших спокойную, рутинную жизнь деревень: массовое переселение в Соединенные Штаты и погоню за золотом в Австралию, Калифорнию, на Юкон. Не знаю, может быть, это дух авантюризма, сидящий у нас в крови, заставлял наших соотечественников внезапно срываться с места, сбрасывать некое иго. Во всяком случае, в те времена, о которых я говорю, крестьяне, горожане, годами не покидавшие насиженных мест, бросали, влекомые жаждой неизвестного, свою землю, ферму, дом ради далекого пути. Ты слишком молод, чтобы помнить о необычайной горячке, охватившей весь мир после открытия золотых россыпей в Австралии. Газеты ежедневно сообщали о невероятных случаях. Бедняки, работавшие сегодня с киркой и лопатой, завтра становились миллионерами. И такой шанс был у каждого. Со всех сторон света, из городов, селений, из глухих лесов люди устремились в Австралию в надежде на необыкновенную удачу. Удачу, которая во все времена ослепляла человека: золото. Собирать целыми горстями золото, золото, обычно столь тяжело достающееся, ради обладания которым надо всю жизнь работать, обливаться потом, изнемогать от усталости. В Канаде золотая лихорадка захватила самые далекие уголки. В каждом графстве были агенты, которые сколачивали в городах и селениях группы отъезжающих. За большое вознаграждение они рисовали клиентам маршруты — те в большинстве своем не умели ни читать, ни писать — и брали на себя заботы о железнодорожных билетах и проезде на парусниках, ходивших в южные моря.