Затерянная улица - Страница 89

— Чертовски несуразная рыба! — вырвалось у Лени.

— Я никогда не видел белого маскинонга, — сказал Джон. — А ты, Эб?

Эб только кивнул в знак того, что он-то видел, но ничего не сказал. Он злился, что такая рыба попалась в самый обыкновенный невод, а себя ругал за то, что злится. Ну в конце концов, ей ведь ничего не будет, ее можно отпустить, когда она отдаст икру. Однако у него было неспокойно, даже тревожно на душе.

Он взял большой сачок, и Джон тоже. Быстрыми движениями разбирали они трепещущих рыб и бросали в воду ненужных: окуней, луну-рыбу и ершей. Карпов, поедающих икру, бросали на дно ялика, а ильную зубатку — в лодку. Работали быстро, и через две-три минуты в сетях осталась одна только белая щука-маскинонг.

— Сначала разглядим ее, — сказал Джон. — Давай ее сюда, Эб. — Он потянулся к стопке эмалированных мисок, которые были в лодке, и поставил одну из них слева от себя.

Эб опустил сачок в воду и стал легонько заводить его, чтобы альбиноска попала в него головой, потом положил свободную руку ей под живот и поднял в лодку.

Джон взял расслабленный хвост в левую руку и прижал к себе рыбу правым локтем, как обычно держат банджо. Она боролась, била Джона хвостом по лицу, а рыбаки ворчали, но крепко держали ее.

— Спокойно, детка, — нежно проговорил Эб.

Борьба на несколько секунд прекратилась, и Джон, подставив правую ладонь ей под брюхо и слегка нажимая, повел рукой к хвосту и выдавил в миску первую тысячу икринок. Икра была обыкновенного золотисто-желтого цвета. Он нажимал еще и еще, по временам останавливаясь, чтобы покрепче ухватиться за альбиноску, когда она очень буйствовала в его объятиях, а Эб прилагал все усилия, чтобы удержать ее голову в сачке. Икры в миске все прибавлялось, потом поток ослаб и наконец прекратился.

А они все еще держали эту большую белую рыбу в своих объятиях. Обычно, после того как рыбу сдаивали, ее отпускали в открытую воду. Обратно в ловушку пускали только тех, которым еще рано было нереститься, или рыб с молоками, которые могли понадобиться позднее.

— По-моему, ее нужно оставить в ловушке, — сказал Джон.

— Зачем она нам? — спросил Эб. — Икру мы у нее взяли.

— Готов поклясться, что, если мы ее отпустим, обязательно скажут, что напрасно, мол, не оставили, — сказал Джон.

— Для зоопарка, ты имеешь в виду, или для чего?

— Да, что-нибудь в этом роде.

Эб снова почувствовал, что злится. Джон, вероятно, заметил это.

— Я обязан помнить, что работаю на фирму, — сказал Джон. — Я бы не выполнил своего долга, если бы не сохранил это чудо, по крайней мере пока мне не скажут отпустить ее.

Джон подвинул хвост хищницы к краю лодки, и после секундной паузы Эб отпустил сачок. Альбиноска скользнула в воду и лежала обессиленная от шока. Потом она медленно двинулась к одной из стенок ловушки, не уходя далеко вглубь.

Когда сдоил рыбу и икра в миске, для разговоров времени нет. Эб снова опустил сачок в воду и вытащил его с самцом. Держать пришлось почти так же крепко, как альбиноску. Процесс выдаивания был тот же, но, когда они покрыли икру молоками, они осторожно пустили самца в озеро. Эб поднял другого самца, потом еще одного, пока Джон не сказал, что достаточно. Тогда Эб набрал в озере воды и осторожно стал наливать ее с краев миски, так, чтобы икра как можно меньше шевелилась от воды; по мере возможности все должно было быть, как в естественных условиях.

Джон поставил до половины наполненную миску на корму и сказал, что теперь он будет поднимать сачком рыбу, а Эб будет сдаивать. Так они часто менялись для отдыха. Эб поставил миску рядом с собой и приготовился принимать рыбу, а Джон поддел сачком самку, которая была рядом с альбиноской, и медленно вытащил ее из воды.

Они работали молча, сдаивая рыб с икрой или с молоками и отпуская в ловушку прочих. Несколько самцов, которые не понадобились сегодня, были оставлены в ловушке на случай, если в какой-нибудь день самцов будет мало. От шести самок они взяли приблизительно двести тысяч икринок, потом снова опустили сети в воду. Прикрепляя сеть к шесту, Эб наблюдал, как белая рыба медленно двигалась в воде.

Так они работали и у других сетей и через два часа вернулись к берегу. Руки у них покраснели и одеревенели от холода. Джон отнес в сарай семь мисок с икрой. Эб снял с ялика мотор и поставил его обсохнуть на подставку у берега. Лени побросал карпов в бочку, а ильную зубатку — в корзины для всех желающих, как дармовое угощение.

— Эб, — обратился к нему Джон, вернувшись из сарая, — когда ты видел ее раньше?

Эб был немногословен.

— Ее однажды поймали, и она порвала линек и ушла. В другой раз видел, как она проплывала. Вот и все.

К ним подошел Лени.

— Пойду-ка разожгу плиту, — сказал он. — У меня есть лягушачьи лапки, я заморозил в прошлом году. Есть хочется.

— Вот что я сделаю, — сказал Джон, — позвоню-ка я в Торонто и узнаю, что с ней делать.

Они все вместе пошли к кухне.

Когда их соединили с представителем фирмы в Торонто, Эб стал внимательно прислушиваться к разговору.

— Это маскинонг, да, — сказал Джон. — Весь белый, кроме плавников и хвоста.

Последовала пауза, пока говорили из Торонто.

— Да, — сказал Джон, — здесь Эб Меги, он каждый год помогает мне ловить маскинонгов, вообще-то он — фермер, но тоже немного рыбачит. Он говорит, что видел эту рыбу несколько раз… Еще бы, конечно, это удача, ну… О, конечно. Ну, хорошо. Значит, до завтрашнего утра.

Джон повесил трубку.

— Это говорил представитель министерства земледелия и лесного хозяйства. Он говорит, что большой маскинонг нужен для какого-то спортивного представления. Им нужно поместить его в аквариум на колесах. Говорит, они до смерти обрадуются такой редкой рыбе. Он завтра же за ней приедет.